Генрих Гейне



              Невольничий корабль


                      1

                   Купец голландский мингер ван Кук
                   С бодростью все растущей
                   В каюте сидя, ведет подсчет
                   Своих барышей грядущих.

                   "Хорош каучук и перец хорош —
                   Лучше и быть не может —
                   Песок золотой, слоновая кость,
                   И черный товарец тоже.

                   Сумел я достать за стекляшки бус
                   В долине Сенегала
                   Шестьсот чернокожих, чьи мускулы — сталь
                   Крепчайшего закала.

                   Процентов, думаю, восемьсот
                   Они принесут дохода,
                   Если даже допустим в пути
                   Пятьдесят процентов отхода.

                   Как-никак, а уж триста голов
                   Доставлю в Рио-Жанейро.
                   По сотне дукатов за каждого даст
                   Старик Гонсалес Перейро."

                   Мингер ван Кук уже созерцал
                   Своих трудов награду,
                   Но тут к нему корабельный врач
                   Ван дер Смиссен вошел с докладом.

                   Костлявый, тощий сухой субъект
                   С веснущатой рыжей рожей.
                   "А, доктор! Садитесь. Ну как дела
                   Моих друзей-чернокожих?"

                   "Я с тем и шел, чтобы Вам сказать,
                   Что дела их — и наши — плохи:
                   Мрут — что ни день, то больше. Совсем
                   Хотят разорить, пройдохи!

                   Сегодня — семеро, а до сих пор
                   В среднем за сутки двое.
                   Убыток неудержимо растет.
                   Черт знает, что такое!

                   Я сам констатирую смерть. — Ну как
                   Доверять такому народу?
                   Бездельник прикинуться мертвым готов,
                   Чтоб только быть сброшенным в воду.

                   Я с трупов велю снимать кандалы —
                   Чего же их-то лишаться? —
                   И сам их сталкиваю за борт, —
                   Совсем перестал гнушаться!

                   А все потому, что акулы, герр, —
                   Мои пансионеры —
                   Питают к негритятине страсть
                   Выше всякой меры.

                   С тех пор, как покинули берег мы,
                   Они плывут за нами,
                   Уничтожая все, чем мы их
                   Подкармливаем временами.

                   За этой трапезой наблюдать
                   Забавно бывает, ей-богу:
                   Та тряпку глотает, не разобрав,
                   Та — голову, эта — ногу!

                   А после такой зададут концерт!
                   Такое, герр, ощущенье,
                   Что это они благодарят
                   Меня за угощенье."

                   Вздохнув, ван Кук перебил врача
                   И молвил: "Великий Боже!
                   Какое же средство, черт побери,
                   Уменьшить смертность поможет?"

                   Доктор сказал: "По своей же вине
                   Многие негры подохли:
                   Воздух испортили — не продохнуть
                   В трюме! — проклятые рохли.

                   И от безделья тоже они
                   Гибнут, наверно, не реже.
                   От этих недугов могли б исцелить
                   Танцы и воздух свежий."

                   Ван Кук оживился: "Метод хорош
                   И дешев, что особенно ценно.
                   А вы у нас — ну ни дать, ни взять —
                   Судовой Авиценна!

                   Даже дельфтского общества президент
                   По селекции тюльпанов —
                   На что уж мудрец, а и он против вас
                   Выглядел бы профаном!

                   Музыку! Всех из трюма наверх!
                   Приказываю веселиться!
                   А тех, кто раскис и не может — бич
                   Заставит шевелиться".


                      2

                   Из глубины бездонных небес
                   Тропической темной ночи
                   Тысячи звезд безмолвно глядят
                   Как умные женские очи.

                   Глядят они нежно на океан,
                   Где, томные, неги полны,
                   Фосфоресцируя в глубине,
                   Лениво плещутся волны.

                   Корабль недвижим. В пустых парусах —
                   Лишь слабое шевеленье.
                   На палубе факелы зажжены.
                   Там шум и оживленье.

                   На скрипке пиликает рулевой,
                   Кок жарит на флейте смело,
                   Врач на валторне трубит, а бой
                   Барабанит — не в такт то и дело.

                   До сотни негров под этот оркестр
                   Выделывают пируэты,
                   Скачут, как бешеные, и стучат
                   Наручники, как кастаньеты.

                   От топота весь корабль дрожит,
                   А черные красотки
                   Вьются в объятьях голых мужчин
                   Под свист обжигающей плетки.

                   Ах, эта плетка — maitre de plaisir!
                   Лихие ее удары
                   В момент разогнали унынье и лень,
                   Веселью поддали жару.

                   Оймишегой и брэдберебед!
                   На этот шум неурочный
                   Чудовища, просыпаясь, плывут
                   Из глуби моря полночной. 

                   Тупо уставились на корабль
                   Рыла акул пучеглазых —
                   Такого дива они, ей-ей,
                   Не видали еще ни разу:

                   "Как те, а двигаются и орут...
                   И что уж совсем странно —
                   Так много, что всех, пожалуй не съесть.
                   И для завтрака вроде рано...

                   Оймишегой и бредберебед,
                   Далось же им это пенье!" —
                   Яростно всеми зубами скрипя,
                   Акулы теряют терпенье.

                   Их с музыки этой тошнит. Для них
                   Нет звуков приятней стона.
                   "Не любящих музыку берегись", —
                   Сказал поэт Альбиона.

                   И бредберебед и оймишегой!
                   Безумные льются звуки.
                   Мингер ван Кук под мачтой стоит,
                   Сложив молитвенно руки:

                   "Спаси, о Господи, ради Христа
                   Жизнь этих грешников черных!
                   Глупы они, как скоты, но Тебе
                   Как телята будут покорны.

                   Христос искупил ведь и их грехи,
                   Отдав свое тело на пытки.
                   Хотя бы три сотни оставь в живых!
                   Иначе мне быть в убытке."

                   Перевод Гюнтера Тюрка (1911–1950)

                   ________________________________________



                   К списку авторов     В кают-компанию