Борис Степанович Житков



         "Сию минуту-с!.."


     Это было в царское время.
     Провожали  пароход  на  Дальний  Восток.  Стояла  июльская  жара, и смола,
которой  залиты пазы в палубе,  выступила и надулась черными блестящими жгутами
меж  узких  тиковых  досок.  Поп сиял на солнце, как луженый, в своем блестящем
облачении. Он кропил  святой водой  компас,  штурвал, он пошел с капитаном вниз
кропить трехцилиндровую машину в три тысячи пятьсот лошадиных сил святой водою.
Поп неловко топал и скользил каблуками по намасленному железному трапу.
     — Хорошо, что не качает! — хихикнул мичман Березин своей даме.
     Дама  для проводов  была в шелках, в страусовых перьях, на золотой цепочке
играл на солнце лорнет в золотой оправе.
     — Ах, страшно, не правда ли,  когда буря и ветер воет:  вв-вв-ву! — завыла
дама и закачала перьями на шляпке.
     Но мичман Березин — не простак:
     — А знаете, если нам бояться бурь...
     — Неужели никаких не боитесь?
     — Нам бояться  некогда,  —  и  мичман  браво  тряхнул  головой.  —  Моряк,
сударыня,  всегда глядит в глаза смерти. Что может быть страшнее океана? Зверь?
Тигр?  Леопард? Пожалуйста!  Извольте — леопард для нас, что для вас, сударыня,
кошка. Простая домашняя кошка.
     Он  повернулся  к  юту,  туда,  где в кормовой части парохода был шикарный
салон,  где сейчас буфетчик Степан со всей стариковской прыти готовил закуску и
завтрак из одиннадцати блюд.
     — Степан! А Степан!  —  крикнул  мичман  Березин.  Он  взял  свою даму под
локоток. — Степан!
     — Сию минуту-с! — Старик перешагнул высокий пароходный порог и засеменил к
мичману.
     — Покажи Ваську, — вполголоса приказал Березин.
     — Сию минуту-с!  —  И  старик-буфетчик  зашаркал  начищенными  для  парада
штиблетами в кают-компанию.
     В кают-компании он крикнул на лакеев:
     — Не вороти всю селедку в ряд! Торговать, что ли, выставили? Охломоты!
     Лакеи во фраках бросились к столу, а буфетчик с дивана в своей буфетной уж
звал Ваську.
     Мичман Березин стоял с дамой, опершись о борт.
     — Вы спрашиваете: к тигру в клетку? Родная моя! Но волна Индийского океана
рычит громче! Злее! Свирепей! Это тигр в десять этажей ростом. Поверьте...
     Но  буфетчик  уже  повалил  перед  трюмным  люком  плетеное  кресло-кабину
японской работы — целый дом из прутьев.  Степан — новгородский старик с бритыми
усами — держал в руке кусок сырого мяса.
     — Готово? — спросил мичман. — Пускай!
     — Сию минуту-с!
     Двери  кают-компании  раскрылись.  В  дверь  высунулась  морда.  Это  была
аккуратная голова леопарда с большими круглыми глазами, настороженными, со злым
вниманием  в  косых  зрачках.  Он  высоко поднял уши и глянул на Березина. Дама
прижалась к мичману. Березин браво хмыкнул и затянулся сигарой.
     — Пошел! — скомандовал Березин, подхватив даму за талию.
     — Сию минуту-с!  —  отозвался  буфетчик. Он поднял мясо,  чтоб его  увидел
леопард, и бросил на трюмный люк, на туго натянутый  брезентовый чехол, который
прикрывал деревянные створки.
     И в то же мгновение леопард сделал скачок.  Нет, это не скачок — это полет
в воздухе  огромной  кошки,  блестящей,  сверкающей на солнце.  Леопард  высоко
перемахнул  через поваленное кресло-кабину и точно и мягко лег на брезент. Мясо
было  уже  в  клыках.  Он зло урчал, встряхивая мордой, хвост — пушистая змея —
резко  бился  из  стороны в сторону. Он на миг замер, только ворочал глазами по
сторонам. И вдруг  поднялся и воровской побежкой  улепетнул. Он исчез бесшумно,
неприметно.  Дама  трепетно  держалась  за  кавалера. Кавалер, осклабясь, жевал
конец сигары.
     — Полюбуйтесь, — не торопясь  произнес  мичман; он подвел  даму к трапу, —
вот!
     Там на палубе, на крепких  тиковых досках,  остались  следы когтей — здесь
оттолкнул  свое упругое тело Васька. — Вот как прыгают наши кошечки! Кис-кис! —
позвал и щелкнул пальцами.
     Дама  вздрогнула  и  схватилась за белоснежный рукав  крахмального кителя.
Васька деловитой неспешной походкой прошел по палубе. Он облизывался.
     — Кис-кис!  —  осторожно  пропел  Березин:  Васька не повел ухом. Он ловко
зацепил лапой дверь и ленивой  волной  перемахнул  через  высокий  порог  кают-
компании.
     — Э, хотите, я его сейчас,  каналью,  сюда  притащу? — Мичман  двинулся от
борта. — Вы его себе накинете вокруг шеи, горжетку такую. А?
     Но дама крепче вцепилась в рукав мичмана и шептала:
     — Не надо, прошу, я не хочу... я уйду...
     Мичман делал вид, что вырывается.
     — Степан! — крикнул мичман Березин.
     — Есть! Сию минуту-с!
     Буфетчик вышел из кают-компании, жмурясь на солнце.
     — Не надо! Прошу! — сказала дама по-французски.
     — Чего изволите-с? — Степан уж стоял, покачивая руку с салфеткой.
     Мичман лукаво поглядел на даму. Она отвернулась, покраснела.
     — Степан, у тебя...  все готово? - спросил мичман и плутовски  скосился на
даму.
     — Графинчики не заморозившись,  —  полушепотом  докладывал старик, — водку
надо-с, как льдинку. Особо в такую жару-с. Чтоб запотевши были графинчики. Сами
знать изволите-с.  Они-то  на  льду,  а  я  вот как на угольях: ох, быть нам не
поспеть!
     — Ну, ступай, ступай! Не бойтесь, сударыня, это я нарочно, — и мичман взял
даму под локоток.
     — Кис-кис! — шепнул мичман и осторожно пощекотал локоток.
     Но в это время  спускались со спардека капитан и гости.  Капитан — крепкий
старик,  лихая  бородка  с  проседью расчесана на две стороны. Он сиял золотыми
погонами, и на солнце больно было смотреть на его белый китель.
     — А вот извольте — на случай пожара. Терещенко! Навинти шланг. Живо!
     Матрос бросился со всех ног.
     — Ах, только не поливайте! — и дамы кокетливо испугались, приподняли юбки,
как в дождь.
     — Нет,  теперь,  батюшка,  дайте уж нам  покропить! — и капитан  захохотал
деланным баском. — Правда, мичман? По-нашему.
     Мичман с дамой  подошел  почтительно и поспешно.  Батюшка,  завернув в рот
бороду,  уважительно  щурился на сиявшую  начищенную медь.  Поливка развеселила
всех. Мичман смеялся, когда немного забрызгало его даму.
     — Ну, принесите же мой платок! — дама смеясь надула губки. — Принесите мой
ридикюль, я его оставила там, в кают-компании.
     Мичман  ловко  вспрыгнул на трюмный люк и оттуда  одним  прыжком — к кают-
компании и дернул дверь.
     — Эх, молодец он у меня! — довольным голосом  сказал  капитан,  любуясь на
молодого офицера.
     Мичман  Березин  распахнул  с  размаху  дверь  и  вдруг снова запер. Запер
плотно, повернул ручку. Он неспешно шагал назад, подняв брови.
     —  Знаете,  мне  пришла  мысль...  —  вдруг  заулыбался  он  даме.  —  Мне
очень-очень  хотелось  бы,  чтобы  вы  воспользовались  моим  платком,  честное
слово, — и он достал из бокового кармана  чистенький  платочек. — Я буду его...
хранить, как память.
     — Нет, зачем же? Я хочу свой. Ну, принесите же!
     Мичман молчал, протягивая платок.
     — Ради Бога! — шептал он. — Умоляю.
     Капитан глядел нахмурясь.
     — Быстрота и великолепие,  —  сказал  батюшка  капитану,  но  капитан,  не
оборачиваясь, кивнул наспех головой: он глядел на мичмана.
     —  Это   неприлично-с,   господин  мичман!  —  немедленно   отправляйтесь,
исполните, что требует дама.
     — Есть! — ответил мичман.
     Он  зашагал  к  кают-компании.  Все  глядели  ему вслед. У самых дверей он
укоротил  шаги.  Он  поворачивал  ручку,  дергал ее, он рвал  дверь, — дверь не
открывалась.  Он  даже  раз  оглянулся  назад.  Все  смотрели  на него. Капитан
прищурил один глаз, будто целился.
     — Дверь  не  откроете? — крепким голосом  крикнул  капитан. — Мич-ман! — и
капитан решительным шагом зашагал к двери.
     — Я сама, сама! — вскрикнула дама и засеменила по мокрой палубе,  стараясь
обогнать  капитана.  Вся  публика  двинулась  следом.  Но  всех обогнал Степан.
Степан-буфетчик,  запыхавшийся  старик, с графинчиками. Их по четыре  торчало у
каждой руки — зажатые  горлами  меж пальцев.  Запотевшие,  матовые — от ледяной
водки внутри.
     — Сию  минуту-с!..  Сию  минуту-с!  —  пришепетывал  старик, юля и обгоняя
гостей.
     Он шлепающей лакейской рысцой  обогнал капитана; он уцепил пальцем ручку —
дверь легко распахнулась.  Капитан уже стоял за плечами. У самого порога, по ту
сторону дверей, лениво растянувшись, блаженно спал Васька.
     — Ах, вот в чем дело! — грозно сказал капитан и перевел глаза на мичмана.
     — Брысь, скотина! Брысь, брысь! — фыркнул на Ваську Степан.
     Он пнул его стариковской ногой на ходу, с досадой, и леопард прыгнул через
порог  и,  поджав  хвост,  змеей шмыгнул вон, на палубу, и исчез. Мичман стоял,
опустив глаза.
     — Моментально отправляйтесь на берег, — сказал капитан. — Ревизор! Списать
на берег га-асподина мичмана! Ступайте! — и капитан повернулся к гостям.
     Он не видел,  как  мичман  большими,  журавлиными шагами  описал на палубе
дугу,  обошел для чего-то  трюмный люк два раза вокруг и не понимая, почему это
он шагает, пошел к сходне.

     Завтрак из одиннадцати блюд  сошел шикарно.  Капитан  вышел в море с двумя
помощниками, третьим стоял штурманский ученик.
     А в буфетной,  после  тревог, в одном жилете  дремал  выпивший "с устатку"
Степан-буфетчик.  Он  развалясь  сидел на диванчике. На колени  старику положил
голову  Васька.  Он  терся  лбом о жилет и урчал, как кот.  Старик пьяной рукой
щелкнул Ваську по уху:
     — Я тебя, окаянного, вскормил, вспоил, с малых лет твоих — люди видели, не
вру! А ты, шельма, скандалить? Скандалить? Через тебя, через блудню несчастную,
человека на берег списали. А через кого?  Через меня, скажешь? Тебя я, подлеца,
спрашиваю: через меня? Через меня?
     Тут Степан хотел покрепче  стукнуть Ваську по носу, но в это время ревизор
крикнул из кают-компании:
     — В буфете!
     — Есть в буфете!  Сию минуту-с! — Степан отпихнул Ваську и стал напяливать
фрак. — Сию... минуту-с!

     1927

_______________________________________________________________________________



     К списку авторов     В кают-компанию