Борис Степанович Житков



         Веселый купец


     Жил-был  моряк  Антоний. У него был свой собственный двухмачтовый корабль.
Антоний  был  итальянец,  и  корабль его  ходил по всем морям. Корабли у других
хозяев  назывались  важно.  То  "Святой  Николай", то "Город Генуя" или "Король
Филипп", а Антоний назвал свой корабль "Не Горюй".
     Бывало,  нет  в море ветру, стоит корабль. Всем досадно. Антоний глянет на
паруса и скажет весело:
     — Стоит "Не Горюй"!
     Раз  положило  ветром  корабль совсем боком, все перепугались, Антоний как
крикнет:
     — Лежит "Не Горюй"!
     У всех и страх прошел, и побежали матросы на мачты  убирать  паруса. И все
говорили:
     — Разобьет  нас  о  камни,  все  равно  капитан  крикнет свое: "Пропал "Не
Горюй"!"
     А надо сказать,  что везло Антонию во всем:  стоят корабли в гавани, везти
нечего,  хозяева  злые  по  берегу  ходят.  А  гляди  —  Антоний наберет всякой
дребедени и чуть не по самую палубу загрузит корабль.
     — Мне  всегда  счастье  будет, — говорил Антоний. — Имя у меня такое — все
Антонии счастливые. А которые несчастные Антонии, так это значит дураки. Дурака
как ни назови, все равно за борт свалится.
     Все  к  Антонию  служить  набивались.  Понятное  дело: коли хозяину везет,
значит и матросам  больше перепадает. Да и весело у веселого служить. Так все в
порту и звали Антония — Веселый Купец.
     Стоял  Антоний  со  своим  кораблем  в  речном порту. И как назло уж вовсе
никакого  грузу  нельзя  было достать. Антоний по городу бегает — нечего везти.
Пришел  в  порт,  дымит  трубочкой,  торопится по пристани. А с других кораблей
хозяева  поглядывают,  подмигивают,  локтем  соседей подталкивают  —  кивают на
Антония.
     — Кажись, невеселый идет.
     Один крикнул:
     — Эй, Антоний! Грузу-то много ли?
     Антоний стал, обернулся и крикнул, чтобы всем было слыхать:
     — Полон корабль, по самую палубу загрузим. Завтра в море ухожу.
     А ему рукой машут — врешь, значит, хвастаешь.
     А к вечеру  едут  в  порт  подводы  одна за другой,  вереницей, еле лошади
тянут. И все к Антонию. Повыскакивали с кораблей на берег люди, щупают на ходу,
что  в  мешках.  Смешное  какое-то:  крупа не крупа. Один и ткнул ножом, — а из
мешка песок.
     И все стали кричать:
     — Песок! Песок! Вот дурак, с реки песок в море возит!
     Антоний только на матросов покрикивает:
     — Грузи "Не Горюй" под самую палубу!
     Люди над матросами смеются:
     — Кашу варить будете? Или на муку молоть повезете?
     А матросы поплевывают:
     — Дело хозяйское.
     — Для форсу, — решили моряки, — для форсу грузится.
     А Антоний хлопочет:
     — Туда клади, сюда неси.
     Под  утро  загрузили  корабль  —  дальше уж некуда. Потянул ветерок, и все
видели,  как  вытянулся  "Не Горюй"  на середину реки, поставил паруса и ушел в
море.
     А Антоний и вправду не знал,  куда с этим песком деваться.  Вышел в море и
не знает, куда курс держать.
     "Эх, — думает Антоний, — есть одна гавань, и город там богатый — давно там
не бывал я. Была не была, пойду я туда, а там видно будет".
     Набил  трубочку,  вышел  на  палубу.  Надулись паруса пузырями, идет судно
попутным  ветром.  Солнце  с неба светит, веселая вода за бортом плещется, и от
палубы  смоляной  горячий дух поднимается. Везет "Не Горюй" полное брюхо песку,
тянет, везет, куда хозяин ведет. Тяжело на волне переваливается. Матросы в тень
забрались и в карты шлепают. Один рулевой стоит и правит, куда велел Антоний.
     Наутро стали подходить к берегу.  Что такое?  Узнать Антоний не может: как
будто и тот город стоит,  куда шел, да берега не узнать:  где раньше деревянные
сваи из воды забором торчали,  черные, как старые зубы, — тут уж стена каменная
стоит,  загораживает  гавань  от  зыби. А на пристани  народу — как муравьев, и
натыкано чего-то, нагорожено.
     Приказал  Антоний  отдать якорь. Не вошел в гавань, а поставил судно перед
каменной стенкой.
     — Спускай, — говорит, — ребята, шлюпку: я на берег еду.
     Гребут молодцы, наваливаются, Антоний правит. Вот проход в стене оставлен.
Прошел  в  проход  Антоний,  гребут  к  пристани. Батюшки! Пристать некуда! Все
разворотили, всю пристань заново строят.
     — Сюда!  Сюда! — кричат с берега и показывают,  где есть удобное местечко.
Выскочил  Антоний  на  берег  —  еле пройти, протиснуться. Рабочих, каменщиков!
Стучат, камень тешут. Мастера бегают:
     — Не спи, — кричат, — поторапливайся.
     И все, как мукой, каменной пылью засыпаны.
     — Не ко времени, — говорят  Антонию, — не ко времени  пришел,  брат. Тут у
нас  и  стать  негде. Видишь, что делается. Ни одного корабля в гавани нет. Иди
дальше со своим судном.
     И никто на Антония и глядеть не хочет.
     "Ну,  —  думает  Антоний,  —  не  стыдно  и  уйти:  нельзя   никому  здесь
выгружаться, не я один".
     И пошел в город.
     "Куплю,  —  думает,  —  бочонок  вина,  сам выпью и ребят угощу. Все равно
весело будет".
     Вдруг подходит к нему старик — тамошний купец.
     — О,  —  говорит,  —  Антоний,  Веселый Купец.  Здорово! Гляди — и тебе не
повезло. А товар-то дорогой, должно?
     Антоний рассмеялся:
     — Да просто песок.
     — Речной? — старик крикнул и присел даже.
     — С реки, — говорит Антоний.
     — Да милый  ты мой! Да хороший ты мой!  Песку-то  тут и надо. К нам король
приезжает,  нам  три  недели  осталось,  а  песку-то  проклятого  не хватает на
постройку. За сорок верст возим. Да не шутишь ли?
     — Да я знал, — говорит  Антоний, — о чем вы плачете, — вот и привез песку.
Цена-то вот только хороша ли?
     А тут уж народ обступил, и все кричат:
     — Песок! Песок привез! Самолучший.
     И наперебой гонят цену — крик подняли.
     — Много ли?
     — Полно судно!
     Антоний и в город не успел сходить.
     — Гони, - кричат, — судно сюда, к самой постройке.
     Засмеялся Антоний, в землю плюнул.
     — Тьфу ты, — говорит, — вот поди: даром я Антоний, что ли?

     Нагнали  народу  выгружать  Антониев  корабль.  Песок  горой  на  пристань
высыпают,  Антоний  сидит  да  деньги  считает. Матросам бочонок вина поставил.
Сидят выпивают и песни горланят.
     Снялся  утром  Антоний,  а  куда — матросы не спрашивают.  Так уж заведено
было: хоть к черту на рога. А ведет  Антоний судно — значит, не горюй.  Капитан
знает!
     Скрылся  за кормой город — легкой полоской лежит на горизонте берег, будто
прочеркнут  легкой  черточкой. Бежит по воде "Не Горюй", полощется белым пузом,
порожнем  бежит.  Прыгает,  как  утка,  на  волне. Веселый ветер играет в море.
Надулись паруса,  напружились  мачты.  Антоний  выколачивает  трубочку  о борт.
Кричит:
     — Давай мне, ребята, кружку вина!
     Пьет  Антоний  вино  из  ковшика, и несет в лицо  свежую пену из-за борта.
Летняя погода — веселая.  Синяя вода в Средиземном море,  синяя,  будто  синька
распущена.  И  зыбь завивается большими гребешками, и средь зыбей белым лебедем
переваливается корабль на всех парусах.
     А  в  реке,  в  порту  на  кораблях  последний табак докуривают. Стоят все
корабли  хмурые, и голые мачты с реями торчат,  как кресты на кладбище. Хозяева
злые ходят по пристани и уж друг на друга  глядеть не могут.  И  вдруг  крикнул
кто-то:
     — Гляди — не Антоний ли?
     Все  глянули  —  и  верно:  валит в порт "Не Горюй" напротив воды, тужится
против теченья, раздулись, как щеки, паруса с натуги, и вечернее солнце ударило
в них красным пламенем.
     Вышел на пристань Антоний.
     — Что, — говорят, — на зубах не хрустит?
     Антоний веселыми ногами в город спешит, трубкой дымит, посмеивается.
     — Тебя как звать? — спрашивает одного.
     — Филипп.
     — Вот здесь и прилип! А тебя?
     — Герасим.
     — Погоди, завтра покрасим! А я Антоний — не горит, не тонет.
     Пошли  капитаны  Антониевых  матросов  спрашивать:  куда  ходили, чего там
хозяин накуролесил?
     А те все в одно слово:
     — За морем были, весь товар сбыли.
     Наутро глядят капитаны — опять Веселый Купец песок грузит.
     Одни говорят:
     — С ума сошел от форсу.
     А другие  продали  последние веревки и наняли подводы,  чтоб им тоже песок
возили. Загрузился Антоний песком. Вышел в море, оглянулся — три корабля сзади.
     И направил  Антоний  свой корабль прямо в море. Глядит — и все три корабля
за ним повернули. Идут следом, как на веревке привязанные.
     А Антоний посмеивается:
     — Иди, иди, по воде следу нету, дай срок.
     Стих  ветер. Лежит море как скатерть шелковая, и на нем три белых корабля,
а  впереди  четвертый,  Антониев.  Вечер  упал.  И прикрыло море черным небом —
только  звезды  на  небе горят, колыхаются. И тут задышал ветерок. Встрепенулся
"Не Горюй", выпучились паруса, зашептал ветер в снастях, зажурчала вдоль бортов
вода.
     Оттолкнул Антоний  рулевого,  сам  взялся за руль и повернул корабль, куда
надо.
     — Так и веди, — сказал Антоний, — а огня  на  судне — чтоб  ни-ни,  чтоб и
трубки на палубе не зажгли.
     А три корабля все шли туда,  вперед, как повел их Антоний, — всю ночь шли.
Наутро  глянули  —  нет  Антония. Ушел "Не Горюй" — и загоревали. Надул Веселый
Купец,  удрал.  А  по  воде следу нету. Озлились и пошли назад. Дорогой песок в
море сыпали. Пропади он пропадом!
     В третий раз сходил Антоний, и уж никто за ним не гнался.
     — Куда ж ты возил? — спрашивают.
     — А на мельницу, — говорит Антоний, — на муку мололи. Приходи нонче ко мне
блины есть.
     Денег стало у Антония — куча. И привязалось к нему  счастье — хоть поленом
гони. И уж все на него сердиться забыли.  Придут капитаны  погостить на судно —
Антоний вина не жалеет.

     Вот  раз  идет  Антоний в море и видит — дым идет из моря. Что за чудо? Не
горит ли корабль на воде? И направил на дым.  Добежать бы скорей,  спасти  хоть
людей.
     Он  к  дыму,  а  дым от него. Что за притча? Достал Антоний медную трубу и
стал в трубу глядеть. Матросы сзади стояли — ждали, что капитан увидит.
     — Ничего не пойму, — сказал Антоний, — кухня по морю плывет.  Черная труба
торчит, а оттуда дым валит.
     И отдал матросам трубку. Все глядели. И один сказал:
     — Слыхал я про это. Это — пароход.
     — Сам знаю, — сказал  Антоний, и первый  раз  капитан  нахмурился и ушел в
каюту.
     — А здорово прет проклятая пекарня, — сказали матросы.
     А ночью не было ветра. "Не Горюй" стоял, и паруса  отдыхали.  Как  усталые
повисли  на  реях.  И  вдруг  мимо прошумел пароход и махнул на корабль вонючим
дымом.  Прошел мимо корабля — и слышно было в тихой ночи, как ворочается, урчит
машина в утробе, ворчит, наворачивает...
     Выскочил Антоний на палубу, глянул вслед пароходу:
     — Как еще вода эту жаровню  держит! — и плюнул  за  борт:  —  На  тебе  на 
дорогу.
     Старый матрос подошел к Антонию, кивнул вслед пароходу:
     — А ведь самый-то лучший груз они подбирают.
     — Плевал я, — засмеялся Антоний, - пусть  дураки  везут им мешки да бочки.
Да на этой жаровне и ладан серой провоняет! А много ли их, пароходов-то?
     — Да слыхал, что уж два их в нашем море завелось.
     Ушел старик спать. Антоний долго глядел вслед пароходу и видел, как уходит
вдаль огонек, все меньше, меньше и вот уж совсем не стало.
     — Ишь устилает, — сказал Антоний. — Погоди! — и погрозил кулаком  пароходу
вслед.
     С полночи  заиграл ветерок,  скрипнули мачты, проснулся "Не Горюй" и пошел
полным ветром через море, на ту сторону.
     А на той стороне был город на море. И прямо  пройти к этому городу  нельзя
было. Под водой лежала каменная гряда. Каменные горы стеной стояли, острые, как
пики,  и  только  порожним кораблям можно было проскользнуть поверх этих пик, а
груженые корабли делали крюк, большой дугой обходили эти мели и камни.
     Антоний  не  спал  ночью,  поджидал,  когда  надо  свернуть  и пойти вдоль
страшных каменьев.
     "Волчьи зубы", — говорили моряки про эти каменья.
     Стало светать,  и  уж  близко  должны  быть  Волчьи зубы.  Глядит  Антоний
вперед — что за чудо?  Будто  вышел  зуб  из  воды  и  торчит  черным  пеньком.
Присмотрелся — что за дьявол? Никак пароход стоит. Стоит как раз на "зубах".
     — Ребята! — крикнул Антоний, — попала кузница волку в зубы.
     Все вскочили, все через борт глядят, глаза со сна протирают.
     — Верно! Сел пароход на каменья.
     А на пароходе  флаг на мачте и флаг узлом  завязан:  просит пароход флагом
помощи.
     Антоний  направил  корабль  к  пароходу,  а с парохода к нему шлюпка идет,
гребут гребцы изо всех сил. Приехал сам капитан.
     — Антоний, — говорит капитан, — будь, Антоний, другом, спаси ты нас.
     — А езжайте все ко мне, — говорит Антоний, — я гостям всегда рад.
     — Нет, — говорит  капитан, — нет,  Антоний.  Дай ты мне один свой парус. У
меня  дырка в боку. Я твой парус подведу,  растяну за четыре угла, и он мне как
пластырем дыру мою залепит. Дойду как-нибудь до порта.
     — Тебе пластырь надо? — говорит Антоний. - У меня не аптека!
     — Антоний,  —  взмолился  капитан, — видишь,  стоит мой пароход, а ты мимо
идешь...
     — Я тоже стоял, а ты мимо шел, — смеется Антоний, — я ж не плакал.
     — Так ведь потонет пароход! — закричал капитан.
     — А зачем кузнице по морю  плавать? — сказал  Антоний. — Бросай свой утюг,
вези всех людей сюда. А не хочешь — я дальше пошел. Решай: раз и два.
     Озлился  капитан,  чуть  не  заплакал.  Однако  поехал  назад и всех людей
перевез к Антонию на корабль.
     — Пошел  "Не  Горюй"!  —  крикнул  Антоний и пустил корабль в обход  вдоль
"зубов".
     А капитан стоял на борту и все глядел, как тонул его пароход.
     — Все равно другой остался, — шепнул старик Антонию в ухо.

     А на другом пароходе был ловкий капитан.  Осторожный моряк,  изворотливый.
Бегал,  рыскал его пароход по всем портам. Только Антоний сунется за товаром, —
глядь — уж пароход перехватил и увез куда надо.
     Товарищи-капитаны смеются.
     — Что, — говорят, — вози песок, Веселый Купец.
     — Всему  время  будет, — говорит  Антоний. — Чего вы пароходом пугаете? Да
плевал я на это чучело, коли я Антоний! Чем пароход грузится?
     — Да не для тебя это, — говорят капитаны. — Маслом  прованским  грузится —
новое  масло,  брат, а за морем его нет.  Сейчас  какую хочешь там цену дадут —
приди  только вперед парохода. А уж опоздаешь — никто и бочки одной не возьмет.
Повезешь домой.
     — Плевал я, — сказал  Антоний, и побежал в город.  Накупил  масла  на  все
деньги, что были. На пароход бочки катают, спешат, а на Антониев корабль и того
хлеще: вся команда в поту. И закатывают, закатывают, как орехи в мешок сыпят.
     Управился Антоний раньше парохода. Скорей ставь паруса, пошел в море.
     Как двинул  ветер  с  берега  —  еле  мачты  держат, зыбь в корму шлепает,
подгоняет.
     — Не горюй! — кричит Антоний. — А что, ребята, не Антоний я?
     Уж вот-вот он, берег. Еще немного. Спадать тут стал ветер, не дотянул. Ах,
чуть-чуть  бы  —  вон и город видать, рукой подать.  Оглянулся Антоний и видит:
дымит  сзади пароход. Вот уж видать, как торчит черной папиросой труба из моря,
а вот и весь пароход  видно стало. А у Антония нет ветру в парусах, нет совсем,
хоть  сам  дуй.   Совсем  нагоняет  Антония  черный  пароход,  и  черным  змеем
далеко-далеко уходит дым, виснет над морем.
     Прошумел мимо пароход и первым пришел в порт.
     Все матросы оглянулись на Антония.
     — Не горюй, — сказал Антоний, — все равно наша возьмет.
     Только к ночи притащился Антоний в порт.  Про товар никто и не спрашивает.
У всех купцов полно масла.
     — А куда, — спросил Антоний, — пароход пошел?
     — Да сейчас, — говорят, — только вышел.  Разве не встретили? Туда, знаешь,
пошел — за Волчьи зубы, там масла нет. Цена, сказывали, как на золото.
     — Ставь паруса! — крикнул Антоний.
     Сорвался Антоний из порта, и побежало судно в море.
     И снова двинул прежний ветер. Крепкий, ровный.
     — Откуда снова взялся? — говорят матросы.
     — Это он обедать  ходил, — кричит  Антоний. — Что он вам поденщик, что ли?
Поспал, теперь свое возьмет. Не горюй, молодцы!
     Ночь  была  темная,  тьма  густая  стояла,  только  вода  белыми  гребнями
вспыхивала,  и  птицами  летала  белая  пена  через  Антониев корабль. Никто на
корабле  не  спал,  и  сам  Антоний на руле стоял. И как раз тут, вот уж скоро,
должны быть рядом Волчьи зубы.
     Вдруг  Антоний  повернул  корабль  —  и  все поняли, что направил прямо на
Волчьи зубы. Да с такого хода!
     Старик подбежал к Антонию:
     — Хозяин! Что делаешь? На каменья правишь!
     — Не горюй! — орет Антоний. — Открывай трюм, ребята,  кидай бочки за борт,
пока не крикну баста. Живо!
     Бросились матросы,  открыли трюм и давай валить бочки за борт. С ума сошел
хозяин. Да все равно — не горюй!
     — Вали, вали! — кричит Антоний, — живо!
     Половину  груза  вывалили  матросы.  А каждый в уме путь мерит: вот-вот уж
скоро Волчьи зубы.
     А "Не Горюй" всплыл выше,  легче стало  судно, и совсем на бок положил его
ветер. А на самые на Волчьи зубы напрямик к порту гонит свой корабль Антоний.
     И вот они, буруны, белеют во тьме над "зубами", ревом ревет вода, пенится.
В самые  буруны  гонит  Антоний  судно, со всего ходу. Матросы глаза зажмурили.
Ждут,  как  треснет с ходу,  как полетят на палубу мачты, как горшок об камень,
разлетится вдребезги судно.
     Влетел Антоний в пену и крикнул:
     — Антоний идет! Держись!
     Затрясся  в  пене  корабль и прошел дальше. Матросы друг на друга глядят —
стоят  мокрые  и  понять  не  могут:  на  том  ли,  на  этом  свете?  А корабль
полугруженый лежал боком и сидел в воде как порожний. Бежит дальше.
     Ветер давит паруса, трещат снасти. Вот уж два паруса выдавило; как лист по
ветру унесла погода белые клочья в черную ночь. Прет Антоний прямо в порт — вон
огни  по  берегу  рассыпались,  переливаются,  дышат  как уголья. Влетел в порт
Антоний и отдал якорь.
     А к судну уж шлюпка тащится.
     Кричат:
     — Не с маслом ли?
     И часу не прошло — полна палуба  купцов  у  Антония.  Набивают  цену — дай
только хоть баночку.
     — А парохода, — спрашивают, — не видали?
     — А не знаю, — говорит Антоний, — раньше  нас  вышел,  видать,  не  к  вам 
пошел.
     Продал Антоний в тот же час все масло, что у него осталось, — и такую цену
дали ему, что и не снилось Антонию.
     А наутро пришел пароход. Антоний капитану шляпой машет.
     И ни бочки не взяли с парохода. Повернул пароход и задымил сердито.
     А Антоний пришел домой.
     — Нет,  —  говорит,  —  не  буду  я  счастья  моего до донышка высасывать.
Переехала мне дорогу плавучая кузница!
     Продал корабль, матросов всех деньгами одарил.
     — Спасибо, — говорит, — за службу, ни разу меня не выдали, ребята.
     И открыл Антоний на берегу корчму "Не Горюй".

     1928
_______________________________________________________________________________



     К списку авторов     В кают-компанию